Базаров приехал к родителям, попросил, чтоб не отвлекали от работы. Радостные, что сын рядом, они старались на глаза ему не попадаться. Однако Базаров вскоре загрустил. Отец пытался разговорить его насчет отмены крепостного права, но Евгений заметил, что сами крестьяне все те же, вон, мальчишки песенки поют, и о «прогрессе» не думают. Он даже нарочно расспрашивал мужика о будущем страны, а тот не понимает, что барин от него хочет. А ведь Базаров гордился, что он мужикам свой. И не подозревает, что они его за болтуна и чудака считают.
Василий Иванович обрадовался, когда сын стал помогать ему лечить народ. И вот однажды Базаров вернулся из деревни и попросил «адский камень». Старик перепугался, он знал, что его применяют только при риске заразиться. Оказывается, сын по просьбе делал вскрытие тифозного больного, поранился, а у уездного врача этого «камня» и не было. Теперь поздно, но взволнованный отец сам прижигает ранку на пальце сына.
У Евгения появились признаки болезни. Отец ночью не отходил от него. Бедной матери пока ничего не говорят. Базаров просит отца позвать Одинцову – пусть приедет попрощаться с ним, умирающим. Евгений признается, что так рано умирать не хотел. Отцу он напоминает, что им с матерью религия поможет выдержать этот удар.
Приезжал доктор, развел руками, выпил водки, заночевал.
Базаров горько рассуждает: «попробуй отрицать смерть». Она сама его отрицает. Отец надеется, что кризис миновал. Но жар вернулся… Отец просит сына причаститься. Тот не против, но откладывает.
Приезжает Одинцова – не одна, с доктором немцем. Встретившись с умирающим, она вдруг понимает, что смотрит на него не как на любимого, сердце ее молчит, есть только испуг, смятение.
Базаров говорит ей, что любил ее, что «она славная», благодарит за посещение, сокрушается, что слишком мало успел в жизни сделать, что «не нужен России». Мясник с портным нужнее. Он просит поцеловать его, она целует его в лоб.
Одинцова вышла, Базарова соборовал священник (Базаров на секунду чему-то ужаснулся). На следующий день он умер, и родители его заплакали, хотя роптать не смеют.
